Важен не талант, а близость «к телу»
Шумиха вокруг «слишком откровенной» скульптурной группы «Счастье мое» («Влюбленные») разрешилась на заседании худсовета Минкультуры РК. Члены совета не увидели в творении Ерболата Толепбая ничего «неприглядного». Однако министр культуры Казахстана предположил, что, возможно, придется «делать ревизию (скульптур) по всему Казахстану».
Каков на самом деле уровень современной городской скульптуры в Казахстане? Может, действительно пора проверить все городские памятники на соответствие эстетическому уровню? Только чиновники ли это должны делать? Кто вообще должен определять скульптурный облик городов? Эти и другие вопросы мы обсудили в разговоре с известным казахстанским искусствоведом Валерией Ибраевой.
Чтобы закончить тему «Влюбленных», напомним, что скандал начался с акции астанчанина Талгата Шолтаева, который накрыл бронзовую девушку платком, так ему было «стыдно» за слишком вызывающий вид женского тела.
Поступок г-на Шолтаева спровоцировал поток иронии в соцсетях и вполне серьезное заседание художественного совета Министерства культуры.
Кстати, недалеко от «скандальной» скульптуры в центре Астаны установлена «целомудренная» пара, однако вряд ли кто-то назовет ее более привлекательной.
— Валерия Валентиновна, для начала объясните, откуда на улицах наших городов берутся памятники и скульптуры?
— Государственный памятник «во славу» героев и городская скульптура — это две большие разницы, второе — это то, что украшает улицы, это не для государства, а для людей. Англоязычное название этого вида искусства – Public art, общественное искусство.
— Но оплачивается скульптура из госбюджета?
— В современной западной традиции происходит так: строится здание, скажем, какого-нибудь банка, и банк должен обустроить свою территорию. Большие корпорации любят, чтобы этим украшением была городская скульптура. По этой схеме у нас действует «Есентай-молл», там стоит Пленса (Жауме Пленса, испанский художник, известный своими скульптурами-инсталляциями), Ботеро (Фернандо Ботеро Ангуло — колумбийский художник, скульптор, работающий в технике фигуративизма — ред.) — довольно важные художники с мировой известностью. Это не бюджетные деньги, я полагаю, а частные.
У нас о городской скульптуре государство тоже думает, но у него нет стратегии, какого-то плана, нет интересных конкурсов, идей закупки интересных скульптур.
Если говорить о городской скульптуре, то лучше она получается у частного бизнеса, не у государства. У последнего, честно говоря, вообще мало что получается, потому что все наши новые памятники, исключая, может, быть памятник КЕнесары в Астане, конечно, очень низкого качества.
Государство выбирает авторов по придворности. Даже в принципе очень лояльные союзы художников и дизайнеров — даже их мнение не учитывается. А работает принадлежность двух-трех человек к придворному кругу.
— А есть у нас вообще художники такого уровня, за который «не стыдно»?
— У Ербосына Мельдибекова, известного художника, по образованию скульптора, я видела много эскизов, которые могут работать городской скульптурой, и это очень неплохо, оригинально, это не повторы европейских или китайских образцов, и это достаточно интересно.
Второй пример — городская скульптура в Шымкенте, где живет знаменитая группа «Кызыл трактор», и им как-то удается сотрудничать с акиматом. Я знаю, что они ставили бронзовую фигуру милиционера, которого в городе все знали и помнили.
Там же стоял бронзовый «Дервиш» — образ самой группы «Кызыл трактор», ну и одновременно – исторический. Это опять же свое, не заимствованное.
Я также знаю, что скульптор Виктор Воробьев лет 20 назад сделал эскиз памятника Калмыкову (Сергей Калмыков, известный казахстанский художник — ред.) но не нашел никакой поддержки.
Еще есть замечательный Сакен Нарынов, у которого был симпатичный проект памятника асыку. Очень хотелось бы поставить его где-то на площади. Мы долго переписывались с акиматом, была идея — Тещин язык (отрезок алматинского проспекта Абая у пересечения с ул. Джандосова — ред.), но акимат никак на это не пошел. В результате громадный асык поставил у себя во дворе Олимпийский комитет. Это тоже абсолютно новое: конные памятники есть во всем мире, а памятника асыку нигде нет.
— Почему у нас такие, мягко говоря, странные взаимоотношения между государством и той частью деятелей искусства, которые должны, по идее, сотрудничать?
— У нас, как обычно, все делается по признаку личной преданности. В принципе все отношения с государством так выстраиваются. Это касается как художников, так и всех остальных.
— И нет никакой перспективы?
— Частная инициатива очень важна в этом случае. Другое дело, что для украшения города нужно разрешение акимата, а его получить практически невозможно, и я не знаю, почему.
— Даже если устанавливать работу за свои деньги?
— Да, с этим столкнулись, когда у Нарынова была идея установить памятник асыку.
— Тогда каково положение с крупными музеями, которые всегда были и будут под силу только государству?
— Например, когда два года назад открыли новый Национальный музей в Астане, были очень серьезные поползновения собрать коллекцию современного искусства Казахстана. Все художники сдали свои работы туда как бы на доверии. Музей вроде бы намеревался сделать закуп, потому что в течение последних 25 лет музеи не покупали работы современных художников, даже те, которые выставлялись на различных биеннале и крупных международных выставках. Покупают опять же у только о особ, «приближенных к императору».
Однако та коллекция, которую собрали в Национальном музее в Астане, провисела некоторое время, художникам обещали-обещали купить работы, ну и в конце концов все поняли, что деньги ушли на триптих Ерболата Толепбая («Мәңгілік Ел», на который было потрачено 130 миллионов тенге — ред.)…
Художники, конечно, начали забирать работы.
— Из чего же состоит коллекция в музее?
— Прямым указанием оплачиваются работы конъюнктурные, а коллекция современного состояния искусства Казахстана не формируется. Картины покупаются и памятники заказываются только тем людям, которые не проходили никаких конкурсов. В принципе ведь городская скульптура и даже памятник — это прежде всего конкурс, то есть много идей, из которых можно выбрать, сделать общественное обсуждение, потому что памятник принадлежит не только государству — он принадлежит народу.
Но у нас этого нет. У нас вкусы руководства доминируют над вкусами и профессионалов, и общественности.
У тех же «Влюбленных», например, автор — человек, приближенный «к телу»… Он получил такой заказ или у него самого был такой каприз?.. В Казахстане любят украшательством заниматься.
— Молодым художникам в такой ситуации остается только уезжать?
— Так они это и делают. Или хотя бы выставляются не здесь. Даже ArtBat Fest (международный фестиваль современного искусства в Алматы — ред.), который сотрудничает с акиматом, не может оставить на улицах работы, которые делают и наши, и приезжие художники, их требуют убрать. Многие граффити, которые рисуют во время «Артбатфеста», по-моему, потом смывают.
Года два назад стояла на площади Астана в Алматы чудная уличная скульптура — камень с пропеллером, но его убрали, а очень жалко, потому что было забавно.
В общем, художников в город не слишком пускают.
— Получается, что сфера искусства, совершенно не политизированная, и то у нас страшно обеднела за время независимости…
— Вообще-то городская среда и эстетическое наполнение страны — на самом деле очень политизированная вещь. Так что начальство все делает правильно — с их точки зрения. Это то, что формирует взгляды, вкус. Вы посмотрите, сколько людей приезжают «здороваться» с рукой! Мало того, им кажется, что монумент хороший. Они думают, что это искусство.
— Искусственно занижается уровень населения?
— Занижается эстетический уровень, старые памятники заменяются новыми, а ведь памятник — от слова «память».
Мой любимый пример — за 120 лет на одной площади в Ташкенте сменилось шесть памятников. Начиная с памятника генерал-губернатору Кауфману, потом стоял монумент «Слава труду», потом «10 лет Великой октябрьской революции», сейчас там Тамерлан. На одном и том же месте, каждые 20 лет!..
История стирается, а сиюминутное воздвигается. Это чистой воды конъюнктура. А зачем художникам надрываться на века, когда даже самые приближенные понимают, что это все временно?
Татьяна ПАНЧЕНКО
Похожие Записи
«Казахстанская молодежь не думает про политику Как Булат Утемуратов инспектировал «Нархоз»»